Принцесса, которая влюбилась в Гавану
Принцессе Марии Эулалии де Бурбон в мае 1893 года понадобилась всего семидневная поездка в Вилья-де-Сан-Кристобаль-де-ла-Гавана, чтобы описать ее в письме к матери, королеве Изабель II, отметив столицу, как "уникальный, великолепный, галантный город, роскошь и роскошь, европейская элегантность и креольские сеньоры".
О своих впечатлениях написала: "Вы не представляете, в какой степени мы с Гаваной образуем единое тело и единый дух, да, да, я буду скучать по ней, поэтому я собираюсь покинуть эту замечательную страну – жара отдельно - где все интересно, где все очаровывает своими прелестями (...) ".
"Я непременно почувствую ностальгию по Гаване, столь уникальной по своему аспекту, с ее смесью жителей, которые меняются от белого к черному, проходя через оттенок метисов и людей индейского происхождения" (...) мое сердце сжалось, как будто мне больше никогда не придется ступить на эту плодородную землю, приехать в эту очаровательную страну, где чувства столь же живы, как растения и деревья ... мне казалось, что я оставила здесь что-то от себя".
Спустя годы в начале двадцатого века принцесса опубликовала эти строчки в своих мемуарах и "Письмах к Изабель II" ("Моя поездка на Кубу и в Соединенные Штаты"), подлинные литературные отрывки, которые позволяют довольно полно реконструировать сюжет и ее путешествие.
Но путешествие Инфанты не было ни романтическим порывом, ни удовольствием побывать в экзотических местах Карибского моря. Она выполняла прагматическую политическую и дипломатическую миссию по воле королевы и главы испанского правительства Антонио Кановаса дель Кастильо, который не по "лирическим мотивам" отправил принцессу через Атлантику, чтобы помочь сохранить колониальное господство на острове, которое "испытывало риск восстания" на "вечно верном острове Куба".
Искренний эмиссар
Несмотря на оказанное доверие, она высказалась совершенно искренне в политических терминах, что касалось отношению местных жителей к испанской короне, когда резюмировала свое мнение: "Мне хватило нескольких дней, чтобы осознать истинную кубинскую ситуацию (...). За вниманием, добротой и приветливостью, характерной для гаванцев, я обнаружила новую политическая мысль, далекую от короны ... Я слышала слова уважения, сочувствия и сожаления. Но четко увидела, что на Кубе наше дело определенно потеряно".
Как отмечает Эулалия де Бурбон, Кановас пояснял, что ее поездка будет заключаться в том, чтобы "успокоить кубинцев и сообщить им, что Его Величество будет, насколько возможно, удовлетворять их просьбы". Наша политика в отношении Кубы изменится в будущем (...), но сначала мы должны сломить повстанцев, не причиняя вреда нашим людям", - написала путешественница.
После пребывания в Гаване она уезжает в Соединенные Штаты, чтобы принять участие в Чикагской ярмарке и представлять королеву перед американским президентом во время дружественного визита.
Он не мог выбрать лучшего представителя для такой деликатной задачи. У Эулалии де Бурбон, в возрасте 28 лет, было обширное гуманистическое и интеллектуальное собственное мнение, которое она сформировала в лучших французских школах в период изгнания, когда республиканское движение снесло со своего пути монархию между 1868 и 1875 годами. Свободно говоря на французском, английском и немецком языках, среди других, она посетила все европейские "дворы", которые стали той основой, которую в нынешних условиях имеют послы специальных миссий.
Не ускользнула от внимания принцессы политика и идеи журналиста и писателя Хосе Марти. "Об этой даме с красивой фигурой, приказывающим взглядом, элегантностью, которая привлекает, и огромным умом (...) Это правда, что за ее глазами чувствуется неистовый смех, ее ясные голубые глаза, ее золотые волосы, ее великолепная и подвижная физиономия. У неё сильная воля и отсутствие любви, обозначенное музыкой ... ". ("Национальное мнение", Каракас, 17 сентября 1881 г.).
Во время подготовки поездки на Кубу она обратилась к генералу Каликсто Гарсия, который жил в Мадриде, и о той встрече рассказывала: "Я познакомилась с Гарсией через общего друга, и благодаря "голове" кубинской культуры, смогла проникнуть немного в реалии проблемы. Я пришла к выводу, что, в конце концов, у кубинцев было много оснований в своем желании освободиться (...)".
Запрещенные цвета
Королевская свита прибыла в Гавану 8 мая, после краткого пребывания в Сан-Хуане, Пуэрто-Рико, где был муж принцессы Эулалии, герцог Антонио де Орлеанский и Борбон, герцог Тамамеса и Верагуа, почетная леди Маркиза де Арко Эрмосо и личный секретарь Дон Педро Ховер.
На набережной города и вдоль береговой линии все гражданские и военные власти, духовенство, богатые жители города, почетный караул и огромное количество людей, собрались вместе для приема: никто не хотел пропустить прием, впервые после знакомства с дочерью королевы Испании.
Но перед свитой, возглавляемой прекрасной Эулалией, некоторые военные с галунами, при полном параде, изменились в лице, глядя на прекрасную дочь Бурбона, одетую в костюм из светло-голубой ткани, с красным бархатным шарфом на шее, воспроизводя цвета флага "мамбисов", что запрещалось жесткой цензурой испанских властей.
В своих мемуарах она вспоминала, что на корабле муж и вельможи попросили её сменить одежду, но она отказалась, потому что платье было выбрано для поездки на остров, и сходство с цветами кубинского флага было совпадением.
В любом случае, этот факт стал темой "пересудов" по всему городу, и немало людей считали, что это признак симпатии принцессы к кубинской борьбе.
Её идиллию от города с первого взгляда описала: "Первые впечатления от города Гаваны напомнили мне Севилью, с ее низкими домами, настолько плотно рядом друг с другом, объединенные плоской крышей".
Дель Морро писал: "Это огромный утес, полный величия, стоящий перпендикулярно над морем, с его стенами, парапетами, башнями, знаменами, плавающими знаками и маяком, который возвышается над ним, придавая вид великой военной машины, колоссального сторожевого поста, чтобы охранять город".
Официальная программа и другая реальность
Им предложили прием в садах Кинта-де-лос-Молинос, загородном доме генерал-капитана, который она описывает как рай, где "милые кубинки в их легких светлых платьях приходили и уходили, размахивая веерами, чьи разноцветные тона казались бабочками среди пышной тропической растительности (...) Я всегда слышала о красоте кубинок, с их элегантностью, мягкостью, сердечностью, но реальность намного превосходила то, что я себе представляла".
Власти подготовили программу, которая включала посещение табачной фабрики, больницы, обед в их честь, катание на лошадях и великолепный прием графов Фернандина, в его дворце в Серро, где они, возможно, израсходовали всё, до последней песеты на этот прием.
Этот жест был признан Инфантой, которая написала о вечеринке: "(...) произвела на меня сильное впечатление своей элегантностью, своим особым тоном, усадьбой: - всё более утонченно, чем в мадридском обществе того времени ... Гавана - город богатый, роскошный, галантный город, созданный, чтобы разориться, показать роскошь, европейскую элегантность и креольских господ. Гавана устроила нам теплый, ласковый и дружеский прием, не такой строгий, но полный эмоций, как сами кубинцы".
Согласно версии ее пребывания в Гаване, Инфанта прибегла к каталонскому журналисту Антонио де Сан-Мигелю, известному либеральным мнением, который связывал его с интеллектуалами и политиками острова и представителями "цветных людей", интервью которых он смог получить за очень короткое время, составив очень объективную оценку ситуации на Кубе в 1893 году, как она написала в своих мемуарах.
Мария Эулалия де Бурбон прожила долгую жизнь. Большую её часть не была понята Испанской королевской семьей, особенно в начале 20-го века, когда была даже выслана из своей страны испанским королем из-за ее хорошо известных политических позиций и работ в защиту прав женщин, за критику предрассудков двора и испанского общества в целом.
Она умерла на своей родине в 1958 году в возрасте 94 лет, так и не вернувшись в "очаровательную страну, где чувства так же живы, как растения и деревья", где была навсегда очарована Вильей-де-Сан-Кристобаль-де-ла-Гавана и её людьми.
На фото: Мария Эулалия де Бурбон в мае 1893 года (сидя, первая слева)